Сейчас воздух резал, как нож. Может, из-за того, что медведь, который вез Лиру, двигался не так легко и проворно, как Йорек, может, от неимоверной усталости, которая, казалось, сковывала самую душу, но эта заключительная часть пути стала для девочки почти неодолимой.
Она уже не понимала, ни где они находятся, ни сколько им еще ехать. В самом начале дороги, пока вывозили огнемет, старый Сарен Езерсен успел кое-что порассказать ей об отце. Оказалось, что условия заключения лорда Азриела в Свальбарде были предметом длительных переговоров, и почтенный панцербьорн принимал в них самое активное участие, так что ему было что поведать.
По его словам, сперва в глазах панцирных медведей лорд Азриел ничем не отличался от той череды опальных венценосцев, государственных мужей и всякого рода смутьянов, местом вечной ссылки которых становился мрачный остров в ледяном океане. Если этим узникам сохранили жизнь, значит, их считали птицами высокого полета, иначе кто бы стал с ними церемониться. Но ветер мог перемениться, глядишь, и они снова у власти, тогда почтительность по отношению к ним вмиг окупалась сторицей. По сему, преследуя соображения собственной выгоды, панцербьорны обращались со своими именитыми пленниками с должным уважением и без излишней жестокости.
Так что судьба лорда Азриела должна была сложиться так же, как у сотен его предшественников: ни хуже, ни лучше. Однако его ссылке в Свальбард сопутствовали обстоятельства, которые заставили панцирных медведей насторожиться. Здесь многое сплелось воедино: и та атмосфера опасности и мистической недосказанности, которая окружала все, так или иначе связанное с Серебристой Пылью; и паника в стане победителей — уж очень суетились те, кто хотел поскорее отправить лорда Азриела в ссылку; и визиты миссис Кольтер, а также ее приватные беседы с Йофуром Ракнисоном. Нет, вся эта мышиная возня была неспроста. Но кроме всего прочего, никогда прежде тюремщикам Свальбарда не доводилось иметь дело с натурой столь властной и повелительной. Сам король Йофур Ракнисон склонился под напором его красноречия, и лорд Азриел вытребовал себе право самостоятельно выбрать место своего заключения.
То, что ему предложили сначала, он тут же с негодованием отмел, поскольку его будущее узилище находилось слишком близко ко всем этим огненным шахтам и кузням. Нет, он хочет жить на высокогорье, куда не доходит ни шум, ни чад. Лорд Азриел сам указал место, где будет находиться дом, и сам составил его до мелочей продуманный проект. Он не скупился на расходы, щедро осыпая панцербьорнов золотом, он лестью и угрозами совершенно заморочил голову королю Йофуру, и дело закипело. Ошарашенные таким натиском медведи мигом принялись за работу, и совсем скоро на скалистом мысе в северной части острова вырос дом: крепкий, просторный, где в огромных каминах жарко полыхали целые горы угля, который исправно добывали и привозили для лорда Азриела жители Свальбарда. Большие высокие окна блестели стеклами. Это был дом, достойный своего обитателя, достойный узника, привыкшего держать себя по-королевски.
Покончив со строительством, лорд Азриел вплотную занялся подготовкой материалов для своих научных изысканий.
С яростным напором и настойчивостью он принялся выписывать в Свальбард требуемые книги, приборы, химикалии, оборудование и инструменты всех сортов и размеров. И, что самое невероятное, он получал все, что хотел. Не так, так эдак; не в открытую, так тайком, через своих многочисленных визитеров, которых, как он надменно заявил Йофуру, он волен был принимать, когда вздумается. По морю, посуху, даже по воздуху к лорду Азриелу прибывали и прибывали контейнеры, и не прошло и полугода, как все необходимое для научной работы было в его распоряжении. Он мог приступать к исследованиям.
Он работал день и ночь; думал, вычислял, рассчитывал и нетерпеливо ждал того, что позволит ему завершить труд, внушающий всему Министерству Единых Решений панический ужас. Ждать оставалось недолго.
Впервые дом лорда Азриела Лира увидела, когда Йорек Бьернисон приказал отряду остановиться у подножия огромного кряжа. Король панцербьорнов заметил, что дети совсем посинели от холода, поэтому он заставил их спешиться и подвигаться хотя бы немного.
— Вон туда посмотри, — сказал он Лире, указывая лапой наверх. По широкому изрезанному склону, сложенному из ледяных глыб да гигантских валунов, петляла тщательно расчищенная тропа. Она карабкалась вверх, к заслонявшему полнеба утесу. Там, в поднебесье, уже не плясали огни северного сияния, но зато алмазами мерцали звезды. Снизу громадина утеса казалась мрачной и темной, но на самой его вершине весело горели окна просторного дома, щедро заливая все вокруг светом. И свет этот был особенный: не подслеповатый, подмигивающий огонек фитилька в плошке с ворванью, не резкие слепящие лучи яндарических светильников, а теплый, мягкий желтоватый свет лигроиновых ламп.
Да и сами окна красноречиво говорили о могуществе владельца дома. Стекло — вещь сама по себе недешевая, а уж большие светлые окна в краях, где царит лютый холод, и окошки, как правило, делают с ладонь величиной, чтобы удержать тепло, и вовсе казались царской роскошью. Эта роскошь свидетельствовала о богатстве и неограниченных возможностях хозяина куда лучше, чем нелепые потуги Йофура Ракнисона с его вычурным дворцом-сараем.
Пора было снова трогаться в путь. Дети в последний раз вскарабкались на своих медведей и вслед за Йореком двинулись вверх по склону, туда, где горели в ночи окна дома. На вершине, за невысокой каменной оградой, расстилался просторный двор, весь засыпанный чистым белым снегом. Йорек толкнул лапой ворота, и тут же где-то в доме звякнул колокольчик.