— Ты запомнил, как эта штука называется? — выдохнула Лира.
— Какой-то веритометр.
Слово звучало непонятно, да и вещица была диковинная. Хрустальная полусфера в центре переливалась разноцветными огнями. Искусно выполненный медный корпус удивительно напоминал компас или очень большие карманные часы, потому что сквозь хрусталь были прекрасно видны стрелки, но указывали они не на цифры. Вдоль внешнего края веритометра шла череда миниатюрных изображений, искусно выполненных тончайшей колонковой кисточкой на желтоватых пластинках слоновой кости. Лира медленно поворачивала в руках циферблат, завороженно разглядывая картинки: якорь, увенчанные черепом песочные часы, бык, улей, — всего тридцать шесть рисунков. Знать бы еще, что они означают!
— Гляди, тут колесико, — вывернулся из-под ее локтя Пантелеймон. — Покрути, а?
На самом деле таких колесиков с насечкой веритометр имел целых три, каждое заставляло двигаться по циферблату одну из трех стрелок. Таким образом, можно было установить стрелку против любого изображения: поворот колесика, легкий щелчок — и вот она показывает точно в центр картинки и больше уже не двигается. Но стрелок-то было не три, а четыре. Четвертая — длинная тоненькая иголочка, сделанная из более тусклого металла, непрерывно колебалась и зафиксировать ее в определенном положении не было ни какой возможности.
— Магистр сказал, что это измерительный прибор, — сказал умный Пантелеймон, — вроде градусника. Помнишь, нам в храмине капеллан показывал?
— Это-то я понимаю, — отмахнулась Лира, — но что он измеряет-то?
Этого ни один из них не знал. Лира долго сидела, переводя стрелки с одной картинки на другую: с ангела на шлем, потом на дельфина, потом на глобус, а с глобуса на лютню, потом — раз! — и на свечку, а со свечки на молнию и на лошадь. Длинная стрелка трепетала и непрерывно вращалась сама по себе. Как пользоваться диковинной игрушкой, девочка так и не поняла, но веритометр ей ужасно понравился: он был такой красивый и такой загадочный! Для того чтобы подобраться к нему поближе, Пантелеймону пришлось обернуться мышонком. Он залез на циферблат и, приникнув мордочкой к хрустальной полусфере, не сводил глазок-бусинок с танцующей стрелки.
— Ты понял, что магистр хотел сказать про дядю? — спросила Лира.
— Наверное, что это его веритометр, так что надо обращаться с ним осторожно и вернуть его дяде в целости и сохранности.
— Да? А как насчет того, что магистр собирался отравить лорда Азриела? Забыл? Может, он, наоборот, имел в виду, что отдавать эту штуку дяде нельзя ни в коем случае?
— Не знаю. Но он несколько раз сказал, что она ничего знать не должна.
В этот момент в дверь тихонько постучали и голос миссис Кольтер прозвенел:
— Лира, наверное, уже пора спать. У тебя был трудный день, да и завтра у нас очень много дел. Туши свет, дорогая.
Лира проворно спрятала веритометр под одеяло.
— Конечно, конечно, миссис Кольтер, — проговорила она голосом пай-девочки.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Лира быстро погасила лампу и свернулась калачиком, но прежде чем заснуть, спрятала веритометр поглубже под подушку. На всякий случай.
Все последующие дни Лира ни на минуту не расставалась со своей гостеприимной хозяйкой, она словно бы превратилась в альма прелестной дамы. У миссис Кольтер в Лондоне было огромное количество знакомых, и встречи с ними происходили в самых разнообразных местах. Утро могло начаться с заседания географической секции в Королевском Институте Арктических Исследований, а Лира должна была сидеть тихо, как мышка, и внимательно слушать. В обед планировалась встреча с каким-нибудь важным министром или священнослужителем, и они ехали в дорогой ресторан, где все были очень предупредительны по отношению к девочке, и заказывали для нее особые блюда, и учили, как правильно кушать спаржу, и объясняли, что ри-де-во — это очень вкусно. А во второй половине дня их ждали магазины, ведь миссис Кольтер собиралась отправиться в экспедицию, значит, необходимо было закупать меховые шубы, клеенчатые дождевики, непромокаемые ботинки, спальные мешки, а еще охотничьи ножи и чертежные инструменты. И все эти покупки наполняли Лирину душу сладким восторгом. Ближе к вечеру — чай в каком-нибудь дамском кружке, где все дамы, разумеется, не столь умны, изысканны и хороши собой, как миссис Кольтер, но, боже мой, как сильно они отличаются от тех женщин, которых Лира видела в Оксфорде! Как непохожи они на сухопарых училок, пышнотелых и громогласных цаганок, грубоватых горничных. Лондонские леди, казалось, были существами из другого мира, а их элегантная утонченность и шарм представляли собой великую силу, тайную и грозную. Для таких приемов Лира должна была одеваться понаряднее, и дамы баловали ее и позволяли участвовать в своих светских беседах, где разговор без конца крутился вокруг знаменитостей: “Ах, тот известный художник!”, “Ах, этот влиятельный политик!”, “Ах, эта пара, дорогая, у них же роман!”
А впереди еще вечер, и миссис Кольтер объявляла, что они едут в театр, где их опять окружала толпа великосветских знакомых, и им вновь расточали комплименты, ибо не было в Лондоне ни одного влиятельного лица, с которым бы прелестная дама не была бы коротко знакома.
Если же в их напряженном жизненном ритме выдавался свободный часок, миссис Кольтер занималась с Лирой математикой и географией. Дело в том, что Лирины познания в различных областях изобиловали дырами и более всего смахивали на карту полушарий, которую основательно погрызли мыши. В колледже Вод Иорданских ее обучение носило характер бессистемный и весьма нерегулярный: в жертву Лире приносили какого-нибудь начинающего ученого, в чьи задачи входило отловить нашу барышню и чему-нибудь ее научить, что он с великим неудовольствием и делал в течение, скажем, недели, пока ученица, к вящему облегчению учителя, не догадывалась, что о занятиях можно “забыть”, то есть просто взять и не прийти на них. Иногда случалось так, что учитель напрочь забывал о том, чему же он должен обучать девочку, и месяц за месяцем она долбила с ним предмет его собственных научных изысканий, зачастую очень непростой. Так что вряд ли можно было удивляться эклектичности Лириных знаний. Она имела представление о том, что такое атомы и элементарные частицы, кое-что знала о яндаромагнитных зарядах и четырех основных стихиях, то есть об основах экспериментальной теологии, но, скажем, понятия не имела, как устроена Солнечная система, так что когда миссис Кольтер рассказала ей о том, что Земля и еще пять планет, оказывается, вращаются вокруг Солнца, Лира никак не могла поверить и все думала, что ее дурачат.