Северное сияние - Страница 121

121

— Миленький мой, дорогой, я знаю, ты победишь! Ты настоящий король, ты, а не он. Он — пустое место, ничтожество.

Теперь ей оставалось только ждать.

— Медведи! — раскатился над ареной могучий рык Йорека Бьернисона. Звонкое эхо ударило о стены дворца и переполошило птиц на гнездах. Йорек продолжал: — Мы будем биться до смерти. Если Йофур Ракнисон убьет меня, он навсегда останется королем панцербьорнов. Никто и никогда не посмеет оспорить его право на трон. Но если я убью его, то я стану вашим королем, и первым же своим приказом повелю разметать по ветру этот дворец, этот провонявший духами рассадник жалкого притворства и дешевой мишуры. Пусть морская пучина поглотит мрамор и злато. Они не нужны медведям. Железо — вот настоящий медвежий металл. Йофур Ракнисон, ты осквернил Свальбард. Я пришел сюда, чтобы его очистить. И поэтому я вызываю тебя на бой!

При этих словах Йофур Ракнисон непроизвольно рванулся вперед, но, сделав шаг или два, сдержал себя бешеным усилием воли.

— Медведи! — воззвал он. — Йорек Бьернисон пришел в Свальбард, потому что я захотел этого. Я призвал его сюда. И поэтому я, и только я вправе диктовать условия поединка. Если Йорек Бьернисон падет от моей десницы, я велю разметать его останки по земле, и пусть их пожрут скальные упыри. Его отрезанная голова будет красоваться на шесте перед воротами моего дворца. Самая память о нем сгинет навеки, и лютая смерть будет грозить каждому, кто посмеет произнести его имя вслух.

И он говорил и говорил, а потом снова наступил черед Йорека. Эта преамбула была неотъемлемой частью древнего ритуала поединка. Лира переводила глаза с одного на другого. Какие же они разные! Йофур — могучий, блестящий, несокрушимый в своей силе, пышущий здоровьем, в сверкающих латах, исполненный истинно королевского великолепия. Йорек рядом с ним казался мельче, хотя до этого Лира даже помыслить не могла о том, что кто-то может быть крупнее Йорека. Панцирь его выглядел куда беднее, весь в зазубринах да пятнах ржавчины. Но вот что удивительно: Йорек сам однажды обмолвился, что для медведя панцирь — это его душа. Так оно и было. Свой панцирь он выковал сам и точно по себе. Они с ним словно бы составляли единое целое. Йофуру же роскошных доспехов было явно недостаточно, ему нужна была еще одна душа, другая душа, поэтому он метался, в то время как Йорек был непоколебим, словно скала.

И Лира остро чувствовала, что остальные медведи не просто смотрят на противников. Они тоже сравнивают их. Сейчас на поле битвы сошлись не просто два панцербьорна. Сошлись две жизненные философии, две судьбы, две будущие дороги для Свальбарда. Йофур вел их в одну сторону, Йорек намеревался вести в прямо противоположную. И в тот момент, как перед ними забрезжит один путь, другой будет закрыт раз и навсегда.

Мало-помалу преамбула поединка заканчивалась, и соперники нетерпеливо мотали головами, переминались с ноги на ногу, то и дело рвались вперед. Зрители застыли, стараясь не упустить ни единой мелочи.

Вот наконец оба медведя замерли, каждый в своем конце арены. Они не сводили друг с друга настороженных глаз.

И внезапно тишину разорвал бешеный рев. Два облака снежной пыли единым духом взметнулись и понеслись навстречу друг другу. Подобно тому, как от подземного толчка срываются с соседних вершин два гигантских валуна и начинают неотвратимое движение вниз по склону навстречу друг другу, когда со все возрастающей скоростью, перемахивая через трещины и расселины, ломая в щепья деревья, они бешеным кубарем катятся, мчатся и, наконец, на полном ходу сталкиваются, дробя и круша друг друга в пыль, именно так сошлись в смертельной схватке два панцирных медведя. Но страшный удар друг о друга, от сокрушительного грохота которого зазвенел самый воздух и содрогнулись стены дворца, не стал для бойцов последним. Они не рассыпались в прах, как те каменные валуны. Оба рухнули в снег, но Йорек сумел подняться первым. Собравшись в комок, он рывком вывернулся, как тугая гибкая пружина, и бросился на врага. Панцирь Йофура сильно пострадал во время столкновения. Он чуть медленнее, чем нужно, поднял голову, и Йорек тут же заметил незащищенную щель у него на холке, между панцирем и шлемом. Ухватившись за выбивающийся оттуда пышный белый мех, он подцепил когтем край шлема и с силой рванул его на себя.

Почуяв опасность, Йофур захрипел и встряхнулся. Однажды Лира уже видела, как панцербьорн отряхивается от воды. Йорек у нее на глазах делал это, выходя из моря, и с его шкуры во все стороны до самого неба летели не брызги, а струи, как из водомета. Йофур Ракнисон тем же движением стряхнул с себя Йорека, и он упал, поверженный, а владыка Свальбарда, лязгая железными доспехами, выпрямился во весь свой гигантский рост. Одного мускульного напряжения могучей спины оказалось достаточно, чтобы расправились искореженные пластины панциря, и тогда, подобно лавине, Йофур Ракнисон обрушился на распростертого у его ног противника, который так и не сумел подняться.

Удар был такой силы, что у Лиры, стоявшей в стороне, перехватило дыхание и подкосились ноги, потому что даже земля содрогнулась.

Такого удара не могло выдержать ни одно живое существо. Йорек пытался высвободиться из железной хватки владыки Свальбарда, и, может быть, найди он точку опоры, ему бы это удалось, но Йофур не давал ему перевернуться на грудь, и зубы его уже сомкнулись на горле медведя-изгоя. Из раны брызнула струя горячей крови, и одна капля попала Лире на рукав шубы. Девочка в отчаянии прикрыла ее ладонью… Кровь ее друга… Кровь лучшего из друзей!

121